Василий Панфилов - Улан [СИ]
Более того — выгодна эта история оказалась даже англичанам… Они уже достигли своих целей в войне — отвоевали колонии, ну и решили, что это будет замечательным поводом сказать “фи” и начать рассказывать вечные английские истории о том, что все победы союзников были благодаря им, англичанам. А стоило только отойти в сторонку — так сами видите…
В конце-концов, даже Фридрих, поскрипев зубами и разжаловав командира тех злополучных кирасиров, предпочёл сделать хорошую мину при плохой игре. Ну и объявил, что Грейфы всегда были прекрасными воинами, начав упирать на княжескую кровь и прочее.
Далее подключились обыватели и из попаданца начали лепить Рыцаря Без Страха И Упрёка. Честно говоря… Владимир был не против, но скажем так — в меру. А то некоторые явно увлеклись и начали выпекать какие-то слезливые истории, где он был представлен крайне романтическим (педерастическим по мнению самого улана) героем, дающим налево и направо возвышенные обеты, рыдающим над загубленными птичками и хранящим девственность (чего!?) ради Той Самой.
Спортсмен понимал, что идиотизм рано или поздно пройдёт, а репутация грозного бойца — останется. Главное — суметь ею воспользоваться…
Справедливости ради, были и сиюминутные “плюшки”. В частности, после захвата Берлина, город вычистили так… Вывозили всё — не только золотосеребро, но и картины, драгоценную мебель, оружие, ткани — как и положено при нормальной мародёрке. Нормальной в понимании русской армии — то есть имущество выгребается, жители остаются целыми.
Выгребли нормально и сейчас ему полагались трофеи и в первую очередь — пятнадцать тысяч талеров. Сумма не то чтобы колоссальная, но весьма и весьма солидное — небольшое состояние по любым меркам — особенно если учесть, что талер “стоил” шесть рублей. Армия решила, что что спасение обоза и задержка отряда Евгения Вюртембергского здорово помогли, ну и…
Отдельно шли ткани, картины — ценность последних определяли на глазок, что сильно насмешило человека, собиравшегося в своё время стать дизайнером, пусть и компьютерным. Барахла было много, а ещё больше — подарков. Люди как будто сговорились — дары были на редкость единообразны.
Прежде всего — всевозможные клинки, затем — доспехи…
— Эпическая сила, их-то зачем? — удивился попаданец.
— В Петербурге продашь, — философски отозвался Кейзерлинг, — кирасы отменные, в гвардии за хорошую цену возьмут
Наконец — кони и почему-то прежде всего белоснежные. Видимо — в память о павшем Снежке… Горевал ли улан о коне? Да, но не сказать, чтобы слишком — это было похоже скорее на досаду от потери велосипеда или мотоцикла, чем живого существа. Ну да — к лошадям попаданец относился достаточно спокойно, но вот они его очень любили. Коней к настоящему моменту подарили целый табун — аж семнадцать штук.
Посланник едва не писал кипятком от восторга — кони были кирасирские.
— Не интересовался? — с удивлением спросил он у парня. К стыду своему, тот и в самом деле плавал порой в элементарных вопросах. Вот не укладывалось у него в голове вся важность лошадей, не привык он, что здесь они — единственное транспортное средство. Пахать, перевозить грузы, атаковать врага — везде лошади нужны…
— Хреново в России с породистыми лошадьми, — просвещал его Герман, — татарских лошадок полно, а толковых мало. Ни в плуг, ни в повозку, ни под седло… Вроде как в Смутное время перевели, а потом соседи восстановить не давали[73], так что твой табун — хороший подарок. Самое же главное, что “Героя битвы на мосту” вряд ли потревожат таможни.
— А что, армия мало коней затрофеила? — заинтересовался князь.
— Да немало, но скажем так — довести их до России будет непросто. Были уже случаи…, — нехотя сказал немец, — всякие…
Время от времени к герою приходили прежние знакомцы — представители австрийской знати и офицеры. По просьбе посланника (улан потом узнал), серьёзных разговоров они не вели — так, байки. Впрочем, попаданец достаточно прилично ориентировался в светских хитросплетениях, чтобы вылавливать из забавных историй полезную информацию. Неполную, разумеется, но он снова стал понимать — что и как происходит при дворе блистательной Вены.
Как только он окреп в достаточной мере, чтобы передвигаться без трости, начались светские визиты — исключительно в карете. Восторженные горожанки норовили поиграть в обнимашки или швырнуть букетик. Учитывая бегающих по прекрасным дамам “зверушек”, несанкционированных обнимашек попаданец избегал. Да и букетики некоторые дамы составляли такие, что они могли вышибить глаз…
В декабре князя предупредили, что в его часть собираются дать бал. Расплывшись в “правильной” улыбке, Владимир поблагодарил посланника и Марию-Терезию в его лице. Когда же тот ушёл, парень тяжело упал в кресло и простонал:
— Да когда ж всё это закончится!
Скромником он не был, да и светской жизни не боялся. Однако и находиться в центре внимания было крайне неуютно. Возможно, когда-нибудь потом он искренне будет считать балы и приёмы праздниками, но пока — нет.
Приём улану не слишком понравился — жарко, душно, всеобщее внимание, не до конца оправился от ран… Однако все неприятности искупались простым фактом — ему вручили ордена.
Мария-Терезия — рыцарский крест своего имени, лично. А Август III Саксонец — король Польши и Саксонский курфюрст, вручил (через посланника) военный орден Святого Генриха. Приятно? А если учесть, что ордена нынче давали крайне скупо и мало кто из заслуженных царедворцев высокого ранга имел хотя бы один… То награждённый сразу двумя орденами человек становился известен всей Европе.
Глава десятая
Рождественские праздники пролетели в балах и приёмах. Однако пришлось несколько раз, навестить католические храмы — редкое событие в жизни попаданца. За все эти годы Владимир посещал мессы и приходил на исповедь от силы раз тридцать — да и то, выяснив предварительно, какие священники не слишком лезут в в душу. Вот и сейчас:
— Грешен, отче.
— Убивал?
— Да, отче.
— Во время боя или разбойным путём?
— Во время боя.
— Отпускаю тебе грехи твои.
— Прелюбодействовал?
— Да, отче.
— Силком кого принуждал или угрозами?
— Нет, отче — всё по согласию.
— Отпускаю тебе грехи твои…
Остальная исповедь прошла в том же духе — без лишних подробностей. Выйдя из исповедальни с явным облегчением, он перекрестился. Забавно, но его облегчение после исповеди все считали поведением искренне верующего человека — пусть и небрежного к церковной службе. На деле же — экстремал чувствовал себя как во время прыжков по крышам — “Штирлиц никогда не был так близко к провалу”. Попросту говоря — священникам и монахам он не слишком доверял, скептически относясь к тайне исповеди[74]. При это в душе те могли залезть так, что куда там дипломированным психологам…
Не так давно супруг Марии-Терезии, а по совместительству — Император Священной Римской Империи Германской Нации[75], преподнёс князю подарок — вернул часть владений. Часть эта была достаточно символической и по словам людей знающих — настолько разорена войной, что в ближайшие годы дохода от владений ожидать бессмысленно, да и потом не зажируешь.
Однако — статус. Дело в том, что Грифичи являлись рейхфюрстами — то есть имперскими князьями, имеющими право голоса в Рейхстаге. После отстранения от власти и потери владений (в основном — не совсем законными и откровенно незаконными методами), их звание подвисло.
То есть князьями Грифичи оставались, но имперскими — как бы не совсем. С одной стороны — они принадлежали к старейшим, исконным князьям и лишить их этого права не мог никто. С другой — рейхсфюрсты обязаны были иметь хотя бы символические ленные владения в Германской Империи.
Ну а после подарка “непоняток” больше не было. Кстати — подарок был одним из “выморочных” поместий, на которое не нашлось достаточно близких законных наследников, так что императору возврат поместья законному владельцу не стоил ни единого талера.
Почесав в затылке, имперский князь посоветовался с Кейзерлингом…
— Сколько таких выморочных владений? — Переспросил посланник, задумавшись, — да много, пожалуй. Они там как пауки в банке — добрая половина владельцев сидит в поместьях не совсем законно, да и войны… Документы и в самом деле могут быть утрачены.
Герман с уважением взглянул на Владимира:
— Сработает. Не сразу — на годы растянется, но сработает.
А решение улана было простым — из трофейных талеров он отсыпал три тысячи одной из самых уважаемых адвокатских контор и поручил заняться возвратом поместий. Обстановка сейчас достаточно благоприятная с политической точки зрения — Мария-Терезия и император Германский непременно поддержат его, ведь владения эти в большинстве своём находятся в Пруссии — исконном враге Австрии. Ну а оторвать их — сам бог велел…
